Часть I. В граде св. Петра, 1791
Не одна английская нация поднесла венец Ричардсону как искусному живописцу моральной натуры человека; не в одной Англии хвалили его сочинения на кафедрах и находили в них наилучшую философию жизни, предложенную наиприятнейшим образом. Руссо, Дидрот, Галлер, Геллерт с жаром превозносили достоинство английского творца и наиболее удивлялись ему в "Клариссе". Написать интересный роман в восемь томов, не прибегая ни к чудесам, которыми эпические поэты стараются возбуждать любопытство в читателях, ни к сладострастным картинам, которыми многие из новейших романистов прельщают наше воображение, и не описывая ничего, кроме самых обыкновенных сцен жизни, - для сего потребно, конечно, отменное искусство в описании подробностей и характеров. Самое то, что может иному показаться излишнею пространностию в сем романе, вмещает в себе мастерские черты, для знатока драгоценные и служащие к совершенству целого. Что принадлежит собственно до характеров, то Кларисса, добронравная, нежная, благодетельная и несчастная Кларисса, которую мы столько любим и столь сердечно оплакиваем, и Ловелас, в котором видим такое чудное, однако ж естественное, смешение добрых и злых качеств, - Ловелас, иногда благородный и любезный, иногда чудовище - сии два характера, говорю я, будут удивлением всех читателей и всех времен и останутся вечными памятниками творческой силы Ричардсонова духа. У англичан много романов, превосходных в своем роде - более, нежели у других наций, для того что у них более оригинальности во нравах, более интересных характеров, - однако ж, говоря словами одного нового писателя, Кларисса у них одна, так же как у французов одна Новая Элоиза.
Всего труднее переводить романы, в которых слог составляет обыкновенно одно из главных достоинств; но какая трудность устрашит русского! Он берется за чудотворное перо свое, и - первая часть Клариссы готова. Сия первая часть переведена с французского - я уверился в сем по первым строкам, - но г. переводчик не хотел нам сказать того, желая заставить нас, бедных читателей, думать, что он переводит с английского оригинала. Впрочем, какое нам дело до его желаний! Посмотрим только, каков перевод. Вот начало: "Надеюсь, дражайшая моя приятельница и подруга, что ты нимало не сомневаешься в том, какое я принимаю участие в восставших в твоем семействе смятениях и беспокойствах. Знаю, колико для тебя чувствительно и прискорбно быть причиною всенародных разговоров; но невозможно никак, чтобы в столь известном происшествии все, касающееся до молодой девицы, отличившей себя отменными своими дарованиями и учинившейся предметом общего почтения, не возбуждало любопытства и внимания всего света. Желаю нетерпеливо узнать от тебя самой все о том подробности, и каким образом поступлено было с тобою по случаю такого происшествия, которому ты не могла воспрепятствовать и в котором по всем моим догадкам претерпел больше всех начинщик". -
"Нимало не сомневаешься в том, какое участие", и проч. сказано неправильно; какое не может отвечать тому. Надлежало бы сказать: "Ты, конечно, не сомневаешься в том, что я беру великое участие" - и проч. - Девица Анна Гове, или Гоу, могла бы написать по-французски к своей приятельнице: "Les troubles qui viennent de s'elever dans votre famille" {Беспокойства, начавшиеся в вашей семье (франц.). - Ред.}; но по-русски (NB если бы она умела хорошо писать) не вздумалось бы ей сказать: "Беспокойства, восставшие в твоем семействе". Беспокойства ни ложиться, ни восставать не могут. - "Колико для тебя чувствительно", и проч. Девушка, имеющая вкус, не может ни сказать, ни написать в письме колико. Впрочем, г. переводчик хотел здесь последовать моде, введенной в русский слог "големыми претолковниками NN, иже отревают всё, еже есть русское, и блещаются блаженно сиянием славяномудрия". - "Быть причиною всенародных разговоров", и проч. Не причиною, а предметом разговоров, - думал сказать г. переводчик (devenir le suejet des discours publics). И для чего всенародных, а не публичных разговоров? - "Отличившей себя отменными дарованиями", и проч. Отличить и отменить все одно. Если Кларисса отличила себя дарованиями, то они, конечно, были уже отменны. К тому же во французском подлиннике {Подлиннике в рассуждении русского перевода.} говорится здесь не о дарованиях, а о свойствах или качествах (qualites).- "Учинившейся предметом общего почтения", и проч. L'objet du soin public есть более предмет общего внимания, нежели почтения. В простом слоге лучше сказать: сделаться предметом чего-нибудь, нежели учиниться. - "Узнать все о том подробности", и проч. Подробности чего-нибудь, а не в чем-нибудь. - "По всем моим догадкам", и проч. Речь идет о поединке, о котором рассказывали сочинительнице сего письма. Тут не было места догадкам. "Autant que j'ai pu m'en eclaircir", - говорит она, - то есть: "Сколько я узнать или разведать могла". На третьей странице остановило меня следующее место: "Но оставим рассуждать людей как им угодно.
Весь свет о тебе сожалеет. Какое твердое поведение без всякой перемены! Столько зависти, как часто сама ты говаривала, ошибаться во всю свою жизнь, не бывши ни от кого примечаемой!" Я не буду уже говорить о твердом поведении без всякой перемены; но следующее, т. е. столько зависти, и проч., показалось мне совсем непонятным и заставило меня справиться с французским оригиналом, в котором нашел я: "Tant d'envie, comme on vous l'а toujours entendu dire, de glisser jusqu'a la fin de ses jours sans etre observee". Такому человеку, который берется переводить книги с французского языка, можно ли не знать, что envie значит не только зависть, но и хотение или желание? "Glisser jusqu'a la fin de ses jours sans etre observee" есть не ошибаться во всю свою жизнь, а провести жизнь свою в тишине, не обращая на себя внимания людей. Такие ошибки совсем непростительны; и кто так переводит, тот портит и безобразит книги и недостоин никакой пощады со стороны критики.
Признаюсь читателю, что я на сем месте остановился и отослал книгу назад в лавку с желанием, чтобы следующие части совсем не выходили или гораздо, гораздо лучше переведены были.